Арсений

Знала ли Люба Соболь, как оно всё обернётся? Могла ведь и надеяться, что врать и не краснеть — достоинство, которое публика оценит, а ещё мечтать о народной любви и массовой поддержке… Зря, что ли, изучала науку губок бантиком и тренировала язык тела, жестикулируя в видосиках?

Но суровая проза жизни сурова даже к жёнам некрофилов. Публика почему-то с подозрением восприняла сведения о Мохове (муж). Про то, что вошкается он с бандюками — не самое дно. Вот про некрофилию — это уже за гранью.

Тучи сгущаются и над воздушным образом мамаши, которую из-за обладания ребёночком нельзя сажать в кутузку. Штука в том, что полиция не особо и настаивала, а Люба поторопилась растрезвонить в соцсетях, что её гнобят и репрессируют, хотя из-за бэби у неё официальная отмазка… Тут у публики и возник вопрос, сам ли по себе бэби или мамаше он именно как аргумент и нужен? Точнее, нужна (дочка).

Прояснила ситуацию почему-то не сама Соболь, а её соседи, пожаловавшись, что дочь Соболь часто плачет на фоне мамашиных истерик, за стеной слышен звук упавших предметов так часто, что впору думать о ремонте или гиперуборке. Но проза жизни подсказывает, что думать стоит о швырянии предметов об пол, а не о пожаре в борделе во время наводнения.

Для публики, понимающей толк в денежных вопросах оказалась скандальной информация о сокрытии доходов Любашей и её друзьями-подельниками, о странных воздыхателях, как зарплату, регулярно присылающих на люксембургский кошелёчек десятки тысяч, а иногда и поболе.